"... Несколько лет назад, во время долгой поездки по железной дороге, мне
захотелось осмотреть это государство на колесах, в котором я очутился на
трое суток; трое суток некуда было деться от неумолчного перестука и
грохота, словно морской прибой перекатывал гальку, и мне не спалось. Около
часу ночи я прошел весь поезд из конца в конец. Спальные вагоны пустовали.
Пустовали и вагоны первого класса.
А в вагонах третьего класса ютились сотни (…)
И я подумал: нищета, грязь, уродство - не в этом дело. Но
ведь вот этот человек и эта женщина когда-то встретились впервые, и,
наверно, он ей улыбнулся и, наверно, после работы принес ей цветы. Быть
может, застенчивый и неловкий, он боялся, что над ним посмеются. А ей,
уверенной в своем обаянии, из чисто женского кокетства, быть может, приятно
было его помучить. И он, превратившийся ныне в машину, только и способную
ковать или копать, томился тревогой, от которой сладко сжималось сердце.
Непостижимо, как же они оба превратились в комья грязи? Под какой страшный
пресс они попали? Что их так исковеркало? Животное и в старости сохраняет
изящество. Почему же так изуродована благородная глина, из которой вылеплен
человек? (…)
Я вернулся в свой вагон. Я говорил себе: эти люди не страдают от своей
судьбы. И не сострадание меня мучит. Не в том дело, чтобы проливать слезы
над вечно незаживающей язвой. Те, кто ею поражен, ее не чувствуют. Язва
поразила не отдельного человека, она разъедает человечество. И не верю я в
жалость. Меня мучит забота садовника. Меня мучит не вид нищеты, - в конце
концов люди свыкаются с нищетой, как свыкаются с бездельем. На Востоке
многие поколения живут в грязи и отнюдь не чувствуют себя несчастными. Того,
что меня мучит, не излечить бесплатным супом для бедняков. Мучительно не
уродство этой бесформенной, измятой человеческой глины. Но в каждом из этих
людей, быть может, убит Моцарт. ..."
Антуан Де Сент Экзюпери. Планета людей.
